В Высоковском гетто, куда принудили перебраться часть жителей Рясны и других деревень, перемещение поначалу было свободным. Евреи носили по деревням остатки интересного для крестьян товара – нитки-иголки, шпульки, другие мелочи – обменивали на продукты и с этого жили. Среди славян даже пошли разговоры, что невелико и лишение. Одиннадцатилетний Миша стал свидетелем неприглядной картины. Два хохочущих немца на велосипедах гнали еврейского паренька, носившего в Рясне всякую всячину. Норовили наехать колесом и захлебывались от радости, когда это удавалось, а несчастный бежал, выбиваясь из сил и растеряв из раскрывшейся сумки почти все содержимое…
Режим содержания в гетто ужесточался, и в конце января 1942 года – раньше, чем где-то, – немцы приступили к ликвидации. Высоковский художник Юзэф Харитон, очевидец событий, вспоминал, что всех евреев местечка разделили на три части. В первую отобрали самых крепких под предлогом отправки на заготовку леса. С собой каждый брал пилу. На выходе из Высокого колонну окружили пешие и конные немцы, полицаи, и с ходьбы все перешло на дикую трусцу… Конца этого бега Юзэфу видеть не довелось, но два дня спустя он наблюдал другую колонну, которую вели на железнодорожную станцию.
Из той исчезнувшей диаспоры детская память Михаила Андреевича Карпука сохранила образы своих соучеников, нескольких держателей лавок, но ярче всех – Юделя, могучего мужчины лет тридцати пяти, увлекавшегося моржеванием. Когда он обливался водой из проруби у моста, сбегались все мальчишки округи. В первую военную зиму, уже после образования гетто, Юдель не изменял привычке и ходил из гетто к своей проруби. Немцы фотографировали такое чудо – здоровенного еврея в плавках среди сугробов. А он оботрется неспешно полотенцем, оденется и идет обратно в гетто.
В день ликвидации Юдель был в числе тех, кто сознательно пошли на смерть – полезли на проволоку ограждения и были расстреляны охраной.
Последнюю партию узников, состоявшую в основном из женщин, стариков и детей, везли на подводах подряженные жители. Обоз растянулся до самой станции.
Людей плотно набили в товарные вагоны, но места хватило не всем. На платформе остались человек тридцать, и представитель юденрата доложил офицеру, что нужен еще вагон. Офицер дал команду, и полицейские все решили. Невместившихся брали за руки-ноги и зашвыривали в вагоны поверх голов – свидетелями стали владельцы телег, не спешившие ретироваться. Вагоны закрыли снаружи, паровоз дал гудок и потащил состав на запад. Конечным пунктом стал лагерь смерти «Треблинка».
* * *
Железнодорожная станция Высоко-Литовск, лежавшая на пути из Бреста в Белосток, использовалась в оккупацию не менее интенсивно, чем до войны. Еще в первые недели оккупации специальный строительный поезд осуществил перешивку рельс на западную колею.
Полутора годами раньше рельсы уже перешивались – на советский размер. Почти все вручную, но при хороших расценках местные жители готовы были хоть разбирать, хоть собирать… Теперь немцы привезли технику и иностранных рабочих – поляков, чехов, а руководили инженеры из Германии. Перекладывали быстро, километров по двадцать в день.
Родительский сенокос находился у железной дороги, и пасший коров Миша целыми днями смотрел на поезда. В начале войны эшелоны шли потоком, немцы ехали веселые и беспечные, наигрывали на гармошках раздетые до трусов. Ехали на прогулку.
Когда года через полтора появились партизаны и пошла рельсовая война, немцы стали прицеплять с обеих сторон состава платформы, груженные камнями. Машинист – хоть немец, хоть местный – не снимал руки со стоп-крана и неотрывно смотрел вперед. Всем хотелось жить.
Когда летом сорок четвертого союзники открыли второй фронт, немцы были вынуждены снять часть дивизий с восточного направления. Пастушок мог сравнить, какими немцы ехали в сорок первом туда – и какими обратно. Сидели понуро на платформах, свесивши ноги.
* * *
Так получилось, что в 1948-м Михаил поехал поступать в Минское художественное училище. «Кто я был – деревенский мальчишка с коробочкой школьной акварели, не имевший понятия о многих вещах. Получил тройку на экзамене по живописи – даже краски составить не мог, на рисунке – четверку. Дальше была композиция, дали вольную тему. Что рисовать?!»
Лучше всего мальчик знал немецкие паровозы, мог воспроизвести любой с закрытыми глазами. Это никак не прокатывало, но он придумал! Нарисовал, как взрыв поднимает в воздух выходящую из тоннеля черную громадину – и был зачислен. Теперь Михаил Андреевич – известный художник, а проскочил в искусство, как сам шутит, на немецком паровозе.
Василий САРЫЧЕВ, «Вечерний Брест»