Шел август 1968 года… Возвращаясь после очередного совещания в штабе Белорусского округа, начальник штаба 15-й гвардейской Мозырской Краснознаменной ордена Суворова танковой дивизии полковник Исаак Шехмейстер получил по радиостанции от друга короткое сообщение: «Исаак, тебя могут разжаловать или судить?» Тогда полковник решил в последний раз заехать в Минск…
Приезжая в Минск, Шехмейстер обычно заходил в небольшую двухкомнатную квартирку родителей жены Анны в доме 44 на Ленинском проспекте (теперь – Независимости). Я, будучи их родственником, всегда видел его улыбающимся. Однажды, дело было зимой, он неожиданно зашел к родителям Анны. Будучи слегка «навеселе» и, видимо, довольный тем, что произошло перед этим, Шехмейстер громко заявил: «Угостил командующий, — и с гордостью добавил, — я стану генералом!». Вскоре после этого случая Исаак был назначен начальником штаба танковой дивизии в Бресте. Это считалось повышением.
И вот очередная встреча в том же месте. Но полковник был совсем другим: молчаливым, сосредоточенным на каких-то проблемах. Несколько дежурных слов о здоровье родителей Анны — и он быстро уехал, в Брест, к жене.
О том, что произошло на совещании в штабе округа и звонке, полученном по радиосвязи от друга, жена Исаака, живущая ныне в Иерусалиме, рассказала только спустя десятилетия…
От курсанта до полковника
Вот некоторые сведения из биографии Исаака Шехмейстера. Родился в 1923 году в Бобруйске. Отец – потомственный портной, работал в военном ателье местного гарнизона. Мать – домохозяйка помогала мужу в те дни, когда ему приходилось брать работу на дом.
В 1941 году, сдав выпускные экзамены в школе, и получив аттестат зрелости, Исаак поехал в Минск поступать в летное училище. Но строгая медицинская комиссия признала его негодным к летной работе…
В это время на базе Минского пехотного училища имени Калинина создается бронетанковое училище, курсантом которого Исаак становится.
В первые дни войны училище переводится в Ульяновск. Начальником училища был Герой Советского Союза генерал-майор Владимир Нестерович Кашуба, человек, стоявший у истоков создания в стране бронетанковых войск.
Курсант Исаак Шехмейстер в 1942 году окончил училище с отличными оценками, и по личному приказу начальника училища оставлен в Ульяновске командиром взвода. «Мне нужны здесь опытные и знающие командиры…», — таково было решение опытного генерала.
Уже после войны, служа в Забайкалье, Исаак поступает в Бронетанковую Академию в Москве. Учился заочно. Причина все та же – плохое здоровье. А может повлияла «пятая графа»…
После успешного окончания Бронетанковой Академии и 10–летней службы в Забайкалье Шехмейстер получает назначение в Белорусский военный округ. Здесь он занимает должности замкомандира танкового полка, командира мотострелкового полка в Пуховичском районе. Получает звание полковника. Полк, которым он командовал, стал лучшим в округе.
И вот — он уже заместитель командира мотострелковой дивизии по строевой в этом же Пуховичском районе… Зная о его желании оставаться танкистом, командующий округом генерал Иван Третьяк переводит Шехмейстера в Брест начальником штаба танковой дивизии.
Служба в Бресте началась весьма успешно. Несмотря на то, что был Шехмейстер больше строевым командиром, а не штабным работником, дивизия резко улучшает показатели в боевой подготовке. Конечно, случались и недостатки, но разве возможна работа без них…
Отказ
Но наступает лето 1968 года. Начавшиеся в Чехословакии еще несколько лет назад попытки демократизации страны, стремление народа к свободе и независимости пугают советских руководителей. Войска стран Варшавского Договора начинают готовиться к вторжению в Чехословакию. От Белорусского округа планировалось участие общевойсковой армии и танковой дивизии из Бреста.
Но на военном Совете, обсуждавшем действие частей, случилось то, чего никто не ожидал: полковник, начальник штаба дивизии Исаак Шехмейстер заявил об отказе участвовать в этой компании. Это всего лишь предположение, так как документов, подтверждающих эту версию, нет. Единственным доказательством является слова жены Шехмейстера Анны и звонок приятеля, о котором в начале очерка шла речь, закончившейся словами: «Исаак, нужно что-то предприять…»
Но делать уже ничего было не нужно… Подъезжая к Бресту, Исаак почувствовал резкую сердечную боль… Врач определил инфаркт. К моменту выхода Шехмейстера из госпиталя были подготовлены документы о его инвалидности: он был уволен из рядов армии.
Последние годы до ухода из жизни в 1973 году Исаак Шехмейстер работал директором комбината охотников и рыболовов округа.
Вероятно, такой исход был удобен и командованию, не пожелавшему придать этому факту широкую огласку.
Дивизия под командованием генерал-майора А. Зайцева ушла в Чехословакию с новым начальником штаба, полковником Аркадием Гусаровым. Парадокс, но тоже был евреем. Как писал на сайте «Заметки по еврейской истории» Эрик Левин, по этой причине Гусарова не приняли в военную Академию Генерального штаба.
В Брест дивизия не вернулась и войдя в состав Центральной группы войск (ЦГВ) и оставалась в Чехословакии до 1991 года…
«За вашу и нашу Свободу»
Отношение советских граждан к событиям в дружественной Чехословакии не были однозначным «одобрямс», несмотря на мощный «хайп» (позволю себе применить это новое слово) из всех пропагандистских «орудий» разного калибра. «Пражская весна», стремление к демократии находили понимание и поддержку. Хотя далеко немногие решались об этом высказать так открыто и смело, как поэт Евгений Евтушенко и группа из семи диссидентов («демонстрация семерых»), вышедшие на Красную площадь 25-го августа 1968 года с плакатом «За вашу и нашу Свободу!».
Вероятно, не подчинились приказу и некоторые военные, имена которых пока неизвестны…
Танки идут по Праге
в затканой крови рассвета.
Танки идут по правде,
которая не газета.
Танки идут по соблазнам
жить не во власти штампов.
Танки идут по солдатам,
сидящим внутри этих танков.
Боже мой, как это гнусно!
Боже — какое паденье!
Танки по Ян Гусу.
Пушкину и Петефи.
Страх — это хамства основа.
Охотнорядские хари,
вы — это помесь Ноздрева
и человека в футляре.
Совесть и честь вы попрали.
Чудищем едет брюхастым
в танках-футлярах по Праге
страх, бронированный хамством.
Что разбираться в мотивах
моторизованной плетки?
Чуешь, наивный Манилов,
хватку Ноздрева на глотке?
Танки идут по склепам,
по тем, что еще не родились.
Четки чиновничьих скрепок
в гусеницы превратились.
Разве я враг России?
Разве я не счастливым
в танки другие, родные,
тыкался носом сопливым?
Чем же мне жить, как прежде,
если, как будто рубанки,
танки идут по надежде,
что это — родные танки?
Прежде, чем я подохну,
как — мне не важно — прозван,
я обращаюсь к потомку
только с единственной просьбой.
Пусть надо мной — без рыданий —
просто напишут, по правде:
«Русский писатель. Раздавлен
русскими танками в Праге».
Генрих РУТМАН, Нью-Йорк