
Эту вечную эстафету Владимир Свердлов перенял у благородных людей в самое лютое время
Десятилетним, в июне 1941-го, он находился в детском санатории Крынки (по названию деревни в Осиповичском районе Могилевской области) на берегу реки Птичь. Семья — родители, два брата и сестра — жила в Рогачеве. Отец Самуил (Семен) Свердлов — секретарь Рогачевского райкома партии, мать Броня работала заведующей отделом в исполкоме.
Когда началась война, родителей заверили: детей из санатория организованно эвакуируют. Но шел день за днем, а Володю так и не привезли. Гитлеровцы стремительно наступали, и Свердловы — мать с детьми — эвакуировались в Татарстан, а Самуил остался в Рогачеве для подпольной работы. Связь с санаторием оборвана. Да и как добираться до Крынок, если автомашин, что были в городе, уже не осталось.
…Персонал санатория еще до прихода оккупантов в основном покинул его. Осталась только заведующая Раиса Яковлевна и еще несколько сотрудников (их фамилий Володя не знал). Старших детей отпустили добираться до дома самостоятельно.
Появившись в санатории, гитлеровцы заведующую-еврейку сразу же расстреляли, еврейских детей (около 150 человек) отделили от остальных, заставив нашить желтые латы.
* * *
Санаторий стал детским концлагерем. У малолетних брали кровь для раненых немцев, а тех, кто постарше, осенью использовали на уборочных сельхозработах. Голодные дети на поле ели сырую немытую свеклу, картошку, капусту, что удавалось ухватить украдкой.
Зимой к голоду прибавился холод. Помещение, куда загнали детей, почти не отапливалось. Многие умерли. Надзиратели сбрасывали детские трупы в Птичь. Били по любому поводу. Когда Володя сорвал с груди ненавистную желтую лату, надзиратель-садист избил его плеткой.
Считается, что депрессия — это не для детей. Но Володе хорошо запомнилось его тогдашнее чувство безысходности. Скорее бы все это кончилось! И он подавленно смотрел, как труп очередного ребенка, словно куль, волокут к полынье…
Рано утром 2 апреля 1942 года приехали полицаи, объявив еврейским детям:
— Вас направляют в другой лагерь. Там вам будет сытно и уютно.
Колыхнулась надежда: может, в самом деле на новом месте будет лучше?
Их построили в колонну, самых маленьких посадили на телеги. Рядом с Володей шел Яша, двумя годами старше. Потом Володя будет всю жизнь жалеть: так и не спросил его фамилию. Знал только, что он из Мозыря. К этому подростку тянулась малыши. Он, как мог, их опекал, побуждая других хоть что-нибудь из жалких крох, что выпадали на питание, отдавать малолеткам.
…Дорога вступила в лес.
Яша полушопотом:
— Думаешь, ведут в другой лагерь? Тогда зачем конвоиры с винтовками? Нас ведут убивать.
И до Володи дошло: да, именно так.
— Яша, бежим!
Тот вздохнул:
— Куда мне бежать, я — типичный еврей. В первой же деревне схватят. Да и как я оставлю малышей! Буду с ними до конца. А ты беги. На еврея ты не очень-то похож.
И Володя ринулся в густой сосняк… Напролом, то и дело, натыкаясь на ветви, хлеставшие по лицу. И уже ничего не слышал: ни выстрелов, ни криков конвоиров. Поранил ногу, но все равно бежал, пока от изнеможения не свалился…
Очнувшись, побрел наугад. Вышел к хутору. Забрался в сарай. Там и обнаружил его хозяин. Понял: перед ним еврейский мальчик.
Володя сжался от страха. Но хозяин вилами сделал в сене дыру.
— Залезай туда. И никуда без меня не выходи.
Вскоре вернулся, осмотрел рану
— Надо обязательно к лекарю, иначе умрешь…
Поздним вечером привел его в соседнюю деревню. Объяснил, где живет лекарь, и ушел. Володя, в темноте спутал дом, но человек, открывший ему дверь, сразу же стал оказывать первую помощь.
«Целую неделю он возился с моей ногой, — рассказывал потом Владимир Свердлов, — смазывал заячьим и барсучьим жиром, а когда убедился, что рана не гноится, сказал:
— Здесь тебе оставаться нельзя. Схватят полицаи и убьют. Уходи…»
Сколько он скитался по окрестным лесам, хуторам и деревням, не помнит. Обесилев от этих скитаний и голода, снова свалился. Очнулся, когда его кто-то стал тормошить. Услышал женский голос:
— Хлопчик, ты чей?
— Ничей…
— Идти можешь?
С трудом поднялся…
Подобрала его белорусская женщина Алеся Кирилловна Звоник, мать троих детей. Стала расспрашивать, как он оказался в лесу, да еще без сознания. Услышав его «одиссею», сказала решительно:
— Будешь жить у меня.
Привела в свою деревню Макаричи (райцентр Старые Дороги Могилевской области). Выдавала за дальнего родственника. Дескать, родителей угнали на работу в Германию, вот и приютила малого.
Он сильно исхудал, помимо ножной раны, ушибы, фурункулы… Баба Алеся, как называл свою спасительницу, промывала ему рану, перевязывала, лечила травами и другими снадобьями, подкармливала чем только могла, отдавая лучшее.
Иждивенцем Володя не был. Едва немного окреп, стал помогать по хозяйству. Приносил из колодца воду, колол дрова, плел лапти, жал рожь, вязал снопы, копал картошку, а когда баба Алеся пряла, резал для освещения лучину…
При появлении в деревне немцев или полицаев, его прятали в подвале или отправляли в лес. Селяне догадывались: это еврейский мальчик, но его никто не выдал.
* * *
Прожил у Алеси Звоник до августа 1945 года. Окончил ФЗО (фабрично-заводское обучение), стал кузнецом. И упорно разыскивал свою семью.
Навсегда вошла в его жизнь и другая дата, на этот раз одна из самых счастливых в его жизни, — 3 сентября 1947-го. Приехал в Рогачев, чтобы восстановить документы. В милиции обратился к инспектору и стал рассказывать, почему остался без них. Офицер за соседним столом:
— Тебя зовут Володя?
— Да. А откуда вы знаете? Я же еще не назвал себя.
— Тебя уже второй год ищет отец, Он живет в поселке Березино.
Отец в районе был человеком известным. В войну — секретарь подпольного райкома партии, партизанил.
«И вот я дома, снова в родной семье, — продолжал свой рассказ Владимир. — У мамы, когда меня увидела, отнялась речь, и она полчаса не могла сказать ни слова.
Жизнь началась вновь…»
Он отслужил в армии, у него уже была своя семья, но он не забывал свою спасительницу. Сделал в ее доме электропроводку, перекрыл крышу, где надо, подправлял, ремонтировал, привозил, что считал ей будет не лишним.
Освоил несколько рабочих специальностей. К нему, еврею, специалисту высокого класса, обращались священники с просьбой выковать золотой крест на той или иной церкви. И он свою работу выполнял мастерски. Всегда помнил: спасла его христианка.
Выковал золотые кресты многих храмов в Беларуси. А когда заканчивал очередной заказ, у него было такое чувство, словно вложил и частицу своей души в то вечное, что роднит иудаизм и христианство: человечность на все времена.
Перед уходом на пенсию работал в художественных мастерских мастером по металлу.
Узнав, что спасителям евреев присваивают звание «Праведник народов мира», стал добиваться его и для своей спасительницы. Но в 1989 году она умерла. Это его не остановило.
Подтвердить факт своего спасения было непросто. Как еврейский мальчик из Рогачева оказался в деревне Макаричи? Почему его мать с детьми эвакуировалась в Татарстан, а он оказался на оккупированной территории? Никаких документальных свидетельств о пребывании его в детском санатории «Крынки» не сохранилось.
Помогла в этом непростом деле тогдашний директор Музея истории и культуры евреев Беларуси Инна Герасимова, собрав после упорных поисков необходимые доказательства. В 2004 году Алесе Кирилловне Звоник посмертно было присвоено звание «Праведник народов мира».
И другой долг не давал ему покоя: память о расстрелянных еврейских детях надо увековечить.
Уже открылись жуткие подробности той казни неподалеку от деревни Крынки. По 7 — 8 детей подводили к заранее вырытой яме, заталкивали туда, а потом сверху расстреливали. Малышей прямо с телеги сбрасывали в груду окровавленных тел…
Снова и снова память возвращалась к Яше. Если бы не он, и ему бы лежать в той яме. Яша остался с малышами до конца…
Всемирно известен подвиг варшавского педагога, врача, писателя Януша Корчака. Мог спастись, но не оставил еврейских детей, зная, что им уготована смерть в газовой камере. А разве Яша из Мозыря совершил не такой же подвиг?
Двенадцатилетний Януш Корчак…
И в душе Владимира клокотало: памятнику быть!
В Осиповическом райисполкоме, куда он обращался, сочувствовали, но горестно вздыхали: в районном бюджете денег на памятник нет.
Стал откладывать деньги из своей скромной пенсии.
Его активность по созданию памятника дала свои плоды. Откликнулись благотворительные фонды Майкла и Даяны Лазарусов (Великобритания), Майлса и Мерелин Клеттеров (США), Уорена Беверли Гейслеров (США). Значительную часть средств внесли Регина Эпштейн, чей дед был расстрелян гитлеровцами, и ее сын Илья Машанский.
Памятник был открыт 27 октября 2006 года на месте казни детей в лесном урочище Галны (Гаюны). Большой валун, черная плита с надписью на идиш и белорусском: «Памяти 84 еврейских детей из детского санатория «Крынки», расстрелянных фашистами в апреле 1942 года».
* * *
Как говорят, исполнен долг. Создан и документальный фильм «А ведь это было» (режиссер-оператор Лев Слобин при участии Инны Герасимовой). В фильме — раздумчивый монолог-исповедь Владимира Свердлова. Это тоже История, тоже Память. Задумываясь о пережитом, он вполне мог бы сказать: несмотря на страшнейшие испытания, выпавшие на его долю, жизнь удалась. Состоялся как мастер-профессионал. Любящая жена, сын, два внука, правнук… Есть кому передать вечную эстафету добросердечия, порядочности. Да, навалились болезни, с трудом передвигается. Но, слава Богу, ясной голова остается Личностью, какой был на протяжении всей своей предыдущей жизни. Всегда откликался и откликается на добрые дела. Пока в бумажном варианте выходила газета белорусских евреев «Авив», вместе с такими же доброхотами поддерживал ее материально. Да что тут перечислять — человек совести.
Михаил НОРДШТЕЙН, Крефельд, ФРГ