Ушел Марк Рудинштейн…
Именно с этих слов, а точнее, авторских стихотворных строк началась наша беседа с Леонидом Рубинштейном — бобруйчанином до мозга костей. Леонид Аронович, кажется, знает все о родном городе и о его легендарных уроженцах.
«С Боликом с детства были добрыми друзьями, — так, например, он вспоминает о художнике Абраме Рабкине. — Путевку в жизнь ему дал мой папа, работавший тогда директором Дома пионеров: он познакомил одаренного мальчика с преподавателем кружка художественного творчества…» А это уже о писателе и сценаристе Соле Шульмане: «Мы сошлись, когда юный Солик, ухаживая за жившей у нас на квартире Фаней Шапиро, частенько наведывался в гости…»
Дань почтения и благодарности
Сам Леонид Рубинштейн — личность в городе на Березине не менее известная, чем те, о ком он говорит и кто, увы, теперь живет лишь в его сердце и сердцах других бобруйчан. Он не только поэт и прозаик (на сегодняшний день выпущено 12 его книг, преимущественно о войне), заслуженный изобретатель СССР, лауреат премии Совета Министров СССР, обладатель множества наград (в том числе ордена «Знак Почета» и медали «За воинскую доблесть»), но и тот, кто помнит и имеет непосредственное отношение к выпуску самой первой шины на Бобруйском шинном комбинате!
А еще Леонид Рубинштейн в течение 17 лет после выхода на пенсию председательствовал в городской еврейской общине и сумел за это время добиться серьезных результатов. Под его началом случилось знаковое событие: евреи, живущие в городе, объединились. По сей день Бобруйская община одна из немногих в стране, в состав руководства которой входят совершенно разные люди. Никто здесь не делится на «своих» и «чужих» — все делается сообща, плечом к плечу.
Также при Леониде Рубинштейне в городе на Березине была создана Аллея праведников народов мира — уникальный в своем роде для Беларуси комплекс, — открыты мемориал «Жертвам фашизма» у Бобруйской крепости и памятный знак «Узникам Бобруйского гетто» возле завода тракторных деталей и агрегатов. А также проведена реконструкция мемориальной композиции в деревне Каменка, где покоятся останки более 10000 евреев-бобруйчан; приведено в порядок городское еврейское кладбище. В общем, отдана дань почтения и благодарности тем, кто этого по-настоящему достоин.
«Хотя в самом начале моего пути в качестве главы общины то и дело раздавались возмущенные возгласы: «Чем ты занимаешься? Надо живым людям помогать, а не мертвым! — вспоминает он. — Я же все равно считал, что увековечение памяти — в высшей степени святое дело, и ни разу не отступил от задуманного. Чем сегодня по-настоящему горжусь!»
«Пирожное» войны — макуха
Вопроса, почему Леонид Аронович столько сил положил именно на это, лично у меня не возникло. Еще ребенком он прошел через страшные испытания: война не обошла стороной его семью. Как, в общем-то, и семьи миллионов других советских людей.
Вот как о тех годах пишет Леонид Рубинштейн в одной из своих книг «Дети войны»: «Родился я в мае 1939 года в Бобруйске. Начало войны мы с мамой (она была учительницей) и моей старшей сестрой Майей встретили в местечке Свислочь Осиповичского района. Было лето, каникулы, и мама решила отдохнуть с нами у дедушки в деревне. Свежий, чистый воздух, лес, две реки — Березина и Свислочь — позволяли хорошо отдохнуть на природе, тем более, что дом дедушки Гдали стоял на берегу реки Березины.
В самый разгар этого жаркого лета началась война. Многие растерялись, не знали, что делать: то ли бежать, то ли остаться дома. Бежать? А куда бежать? Кто тебя ждет? Все сомнения пришлось оставить, когда утром на второй день войны дедушка увидел на противоположном берегу реки рыжего высокого немца на велосипеде.
Вечером его решение было резким и категоричным: «Нюра, бери детей и беги». Бабушка Ента категорически отказалась идти с нами: «В первую империалистическую войну в 1914 году немцы тоже у нас были. Это культурная нация, они никого не тронут!»
Сборы были недолгими, и утром 24 июня дедушка проводил нас за мост через Березину в сторону станции Несята. Бабушку и дедушку расстреляли полицаи сразу после прихода немцев в начале июля 1941 года…»
А молодая женщина с двумя детьми оказалась в Башкирии, в деревне Силантьево.
«Колхоз, в который мы попали, был довольно богатый, и в 1941—1942 году у нас был хлеб и сносное питание. Но наступил 1943 год, всех мужчин забрали в армию. Остались старики, женщины и дети. Жить стало просто невыносимо. Хлеба не было совсем, а те крохи, которые еще были в колхозе, отдавали для фронта. Пекли хлеб из лебеды. Иногда нам, детям, перепадали кусочки макухи (это спрессованные выжимки из подсолнечных семечек и шелухи). Для нас это было в то время неописуемое лакомство. Через много лет, когда я уже работал преподавателем в техникуме и мы со студентами находились на сельхозработах в колхозе, я попросил у председателя попробовать кусочек макухи (ею кормили коров). «Вы не сможете ее кушать», — ответил мне председатель, но у меня оставался вкус макухи с тех голодных лет, когда она казалась нам настоящим лакомством. Сейчас было совсем другое время, и, конечно, кушать я ее совсем не мог…»
«В 1944 году сразу после освобождения Бобруйска мы вернулись в свой город. Помню его разрушенным и сгоревшим, казалось, нет ни одного уцелевшего здания. Везде руины. Но нам, мальчишкам, лучше всех. Не важно, что нечего кушать. Кругом валяются винтовочные патроны, патроны от противотанковых ружей, снаряды. Мы научились ударами о камень отделять гильзы от патронов. В снарядах порох длинный, круглый, как макаронина. Зажжешь его и бежишь, как с бенгальским огнем. Нам радостно и весело, пока не увидит мама или папа. Сколько моих друзей остались инвалидами от этих забав!
А еще на мне лежала обязанность отоваривать хлебные карточки. С утра выстраивалась длинная очередь. Толкучка, шум. Но вот приезжает подвода с хлебной будкой. От запаха хлеба кружится голова, текут слюни. Наконец в руках теплая буханка. Так хочется откусить хоть маленький кусочек, что невозможно удержаться, и корочки сами постепенно попадают в рот. Всегда, сколько себя помню в детстве, хотелось есть…»
До сих пор, по признанию Леонида Ароновича, он не может, выходя из-за стола, что-то оставить недоеденным. Особенно хлеб.
Рождение первой шины
Дальнейшая жизнь Леонида Рубинштейна складывалась удивительнейшим образом. После школы он поступил в Новосибирский электротехнический институт, а заканчивал уже Ленинградский — перспективного студента, пусть и с пресловутой «пятой графой», заметили. Дальше его документы оказались в Министерстве среднего машиностроения — так молодой человек вместе с любимой Галей, с которой расписался еще на 5 курсе, попал в закрытый город Свердловск-44. Что такое мирный атом, он там узнал не понаслышке.
Следующий этап биографии — строительство ракетных комплексов на Южном Урале. Парень осознавал, насколько опасна для здоровья его работа, но от этого она не становилась менее интересной!
В родные пенаты молодая семья вернулась после полученного от отца письма: так и так, писал тот, мы, родители, не молодеем. Нужна ваша помощь. Приезжайте! Хоть Леониду Ароновичу и продолжали поступать весьма заманчивые предложения всесоюзного масштаба, он не раздумывая выбрал Бобруйск. К тому же, по обожаемому городу не переставал тосковать, где бы ни находился.
«Мне было лишь 28 лет, когда на Бобруйском шинном комбинате я фактически стал главным энергетиком, — рассказывает он. — С двухгодичным перерывом на службу в армии я проработал на предприятии пятнадцать лет. Вспоминается, как выпускали первую шину… Тогда только построили механический завод, располагающий огромными пустыми территориями. Там и решено было начать новое производство. Но как это сделать, если нет ни тепловой, ни электроэнергии? Директор тогда сказал: «У нас есть главный энергетик, вот он пускай и дает предложения!» Я, в свою очередь, вспомнил, как когда-то участвовал в строительстве объектов Министерства обороны в оренбургской степи. Поначалу там всегда пользовались электропоездами… В итоге, по моей инициативе электропоезд запустили и в Бобруйске, появились необходимые нам электричество и пар. Первая шина «родилась на свет» в двенадцать ночи 1 января 1970 года. Но, на мой взгляд, большая ценность даже не в этом факте, а в том, что за полтора года до него мы смогли подготовить 1,5 тысячи трудящихся: сборщиков на проекторные и камерные линии, вулканизаторщиков и так далее. Поэтому когда запустили основное производство, у нас был коллектив, способный варить и давать государству шины. Мы освоили мощности на 3 года раньше установленного срока. При этом, поверьте, не думали о деньгах и наградах — были заражены общей идеей!»
Сегодня, спустя годы, Леониду Ароновичу продолжают звонить его ученики с теперь уже промышленного гиганта «Белшина» и консультироваться. Впрочем, поступают звонки и из механико-технологического колледжа, где он преподавал, и конечно же из Бобруйской городской еврейской общины. Леонид Рубинштейн никому не отказывает в мудром совете, а когда надо — и в практической помощи. Сам же продолжает работать: писать о любимом городе и людях.
Ольга СМОЛЯКОВА, «Могилевская правда» (mogpravda.by)
Похожие статьи
