Выставку, посвященную памяти родителей, организовал скульптор Михаил Лившиц — сын видного белорусского живописца Хаима Лившица, одного из творцов белорусского «сурового стиля». Многие его полотна — в том числе такие известные и значительные, как «После работы», «Портрет композитора Н.Н. Чуркина», «Янка Купала и Кузьма Чорный в Печищах в 1942 году» — хранятся в Национальном художественном музее Республики Беларусь. Но главная его работа — «Минская молитва» — до сих пор не выставлялась на белорусской земле. В Америке ее показали на одной из последних прижизненных выставок художника в марте 1994 года.
— Картина находится у нас, эту работу отец привез в Америку только в рисунке углем, — рассказывает дочь художника Ася Абельская.
Семья эмигрировала в два этапа. В 1980 году уехал сын Михаил, в 1991 году к нему присоединилась остальная семья.
— Не знаю, правильно ли мы сделали, что уехали, — делится сомнениями Ася Абельская. — Где родился, там и пригодился. Хорошо, наверное, только в том плане, что увидели мир, другое общество…
Не хочу ее разочаровывать, но очень и очень многие белорусы путешествуют и видят гораздо больше, чем они, сидя в Америке.
«Минская молитва» вызревала в творчестве Хаима Лившица на протяжении долгих-долгих лет. Он родился в 1912 году в Витебске на Малой Покровской улице, в нескольких домах от Марка Шагала. С детства любил рисовать, в 1927 году поступил в Витебский художественный техникум. Нет, там уже не оставалось ни малейших следов ни Шагала, ни УНОВИСа. Учителями Хаима Лившица были совсем другие люди. Но был Юдель Пэн, к которому можно было заглянуть на чашечку чая, потому что после изгнания УНОВИСовцев он вычеркнул себя из преподавателей техникума раз и навсегда.
В 1930 году, переехав в Ленинград, Хаим Лившиц поступает в ученики к виднейшему авангардисту, создателю так называемого аналитического искусства Павлу Филонову, но затем круто меняет курс и выбирает Ленинградский институт живописи, скульптуры и архитектуры имени Репина. Здесь он постигает самую суть социалистического реализма и принимает правила игры, установленные советским государством: выполнил соцзаказ — можешь рисовать для себя.
Казалось бы, жить теперь и жить, но тут война, фронт, лишения. Первые огромные полотна Хаима Лившица гибнут при оккупации Минска, а под Витебском фашисты убивают его сводную сестру — сначала на ее глазах детей, а затем и ее саму.
Неудивительно, что тема Холокоста стала тревожить художника начиная с 1943 года. Именно в тот год он — старшина инженерных сил — начинает активно участвовать в боевых операциях сначала на западных фронтах, а после в Манчжурии. Его награждают медалью «За боевые заслуги», затем орденом Отечественной войны II степени, который нашел героя лишь в 1985 году.
Именно в годы войны появляются первые эскизы для «Минской молитвы».
— В 1944 году, когда стало известно о диком геноциде, Хаим Лившиц пишет картину «Зверства фашистов в Беларуси», — рассказывает продюсер Аркадий Шульман. — Но на выставках ему говорили: «Мы победили в войне, а у вас такая грустная тема. Это не пойдет». И Хаим Моисеевич еще почти на сорок лет возвращается к «советской теме».
Приехав в 1991 году в Соединенные Штаты, 79-летний художник понимает: сейчас или никогда.
Источником вдохновения для него послужила изданная еще в 1947 году книга Гирша Смоляра «Мстители гетто», а сюжет, по свидетельству родных Хаима Лившица, был позаимствован из следующего фрагмента:
«…под угрозой смертной казни все население гетто должно было по воскресеньям выходить на Юбилейную площадь на перекличку, или «аппель», как немцы это называли. Во время таких «аппелей» надзиратели гестапо выступали с речами и предостережениями: евреям запрещается закупать продукты, запрещается ходить по тротуарам, громко разговаривать, — словом, воспрещается все напоминающее о человеческом существовании и достоинстве. Но лейтмотивом всех этих воскресных проповедей было: не уходите к партизанам! В лесах вы погибнете от голода и холода! Там находятся бандиты-партизаны, они ненавидят евреев… После каждого «аппеля» гестаповские мерзавцы «позолачивали» пилюлю: певца Горелика заставляли петь еврейские народные песни. Из немецких евреев сколотили оркестр, который играл популярные песни, вроде «Письма матери» или «Колнидре». И гитлеровские разбойники наслаждались, наблюдая, как десятки тысяч евреев плачут навзрыд…»
Впрочем, когда смотришь на картину, понимаешь, что она немножко не о том, и что эмоции в ней совсем иного градуса.
— Кто только не позировал! Вся семья и многие знакомые, друзья, — вспоминает Ася Абельская. — Он был уже смертельно больной, проходил химиотерапию, но все равно работал.
Хаим Лившиц умер вскоре после того как закончил картину — 4 сентября 1994 года.
В центре картины он поместил свой последний автопортрет: растерянный советский интеллигент в простецкой шапке-ушанке, с поминальными свечами в руках, оторопело смотрит в глаза зрителю, словно не понимая, как весь этот кошмар мог произойти. А вокруг поют, плачут, молятся, играют на флейтах, гобоях и скрипках сотни и тысячи обреченных на смерть людей, и им внимает идиллический минский пейзаж.
— Конечно, картина «Минская молитва» должна находиться в Минске, — говорит Ася Абельская. Для этого надо как минимум построить музей Холокоста. Уверена, что он, в конце концов, будет построен. Или, может быть, специальный отдел в Историческом музее. Дело будущего…
Я думаю, очень недалекого будущего. Буквально две недели назад сотрудница Национального исторического музея Республики Беларусь Дарья Селицкая получила грант Президента Республики Беларусь деятелям культуры на проект «Музейные коллекции: второе рождение. Реконструкция еврейской коллекции Белорусского государственного музея 1920—1930-х гг.». Растет интерес общественности к белорусскому еврейскому искусству всего XX века.
А пока «Минская молитва» остается в Чикаго. Там же, где пока остается могила ее творца.
Юлия АНДРЕЕВА, sb.by