Недавно исполнилось сто лет со дня рождения балерины-легенды Баси Карпиловой. Она танцевала на сцене белорусского театра оперы и балета с середины 1940-х до начала 1960-х. Уроженка Баку, выпускница одной из старейших балетных школ мира — Московского хореографического училища (в 1930-х — хореографического техникума), до войны — солистка Московского художественного балета, она приехала в Минск в 1944-м. Ее первым спектаклем в освобожденном городе был балет «Арлекинада» Р. Дриго. Далее она блистала в главных партиях практически во всех репертуарных спектаклях Большого театра. Ее очень любили зрители и узнавали на улице. Спектакль-бенефис «Эсмеральда» в честь ее ухода на пенсию состоялся в 1961 году. Мы поговорили с дочерью знаменитой балерины Любовью Викторовной Карпиловой, которая тоже всю жизнь посвятила белорусскому Большому театру — сначала была балериной, а сегодня работает костюмером.
— Любовь Викторовна, верно ли, что сразу после войны многие артисты жили в театральных гримерных? С какого возраста вы помните себя в театре?
— Очень хорошо помню нашу комнату в театре — «гримежку», как ее называли, в которой мы жили, и скромную обстановку: огромный черный дерматиновый диван и узкий высокий шкаф. Себя помню где-то с трех или четырех лет.
— Вы жили в театре с рождения?
— Не совсем. Родители поженились в 1949 году, в 1950-м родилась я, и какое-то время мы жили в квартире у папы. Потом они разошлись, и мы с мамой переехали в театр, где и проживали до того момента, когда для артистов, не имеющих жилья в Минске, построили дом на улице Чичерина. Это был театральный дом: на первом этаже была квартира балерины Нины Млодзинской, в следующем подъезде — наша, а далее — легендарного Семена Дречина. В соседнем доме был детский сад, в который ходила и я. Таким образом, я жила и живу «по кругу»: дом — театр — хореографическое училище, которое находилось в театре, — работа в театре — дом. В театре я работаю уже 52-й год, не считая восьми лет учебы в этих же ¬стенах.
— Каково это — быть «театральным» ребенком?
— Мама занята вечером на спектакле, а я где-то бегаю во дворе. Периодически забегаю к ней в театр, она готовится к спектаклю, гримируется, ей не до меня. Но я должна показаться, отчитаться и могу опять бежать играть. Мама часто уезжала на гастроли и, когда я была поменьше, отвозила меня в Баку к бабушке и дедушке. Впоследствии у меня были няни — очень хорошие, совершенно свои люди, практически члены семьи.
— С детства вы находились в среде театральной богемы. Какой она была в те годы?
— Какая богема… У артистов всегда очень много работы, они всегда очень уставшие, мечтающие добрести после спектакля до дома и лечь спать. Никакой богемной жизни в современном понимании не было. Самые большие «богемные» посиделки были, когда они собирались на кофе с Дречиным, который жил за стенкой. Все время в работе и работе… Когда я познакомилась со своим мужем, я уже работала артисткой балета, мы периодически ходили с компанией в ресторан, но днем, потому что по вечерам — спектакли. Муж не имеет никакого отношения к театру, и когда он увидел специфику нашей работы, сказал, что да, артистическая богемная жизнь — это миф, потому что артисты — самые замученные и загнанные люди.
— С какого возраста вы начали сознательно смотреть спектакли с участием вашей мамы?
— К сожалению, помню не очень много, потому что она ушла на пенсию, когда мне было 11 лет. Очень хорошо запомнила «Эсмеральду» — ее бенефис, последний спектакль с участием мамы. Где-то до сих пор у меня хранится афиша этого балета с ее фамилией огромными буквами. Помню, как все зрители рыдали в конце спектакля, который был очень трогательным. Кажется, его поставил Семен Дречин. Сегодня этот спектакль, может быть, показался бы наивным, но он был замечательным, в нем была душа. А какие актеры! Партию Квазимодо исполнял потрясающий Эдмунд Шнейдерман-Пинно. С его дочерью мы выросли в театре и до сих пор дружим. После спектакля был сделан фотоснимок — все артисты сфотографировались с мамой.
Помню, как мы ездили с ней на гастроли в Ленинград. Она сняла квартиру и пригласила бабушку из Баку, чтобы она помогала со мной. Белорусы показывали балет «Голубой Дунай», мама танцевала там партию Франциски. Я потихоньку ходила по залу, очень гордилась мамой и шептала зрителям: «Это моя мама, это моя мама!..» Хорошо запомнился балет «Доктор Айболит», где она была Ванечкой, мама в этой роли мне очень нравилась. Она была хорошей актрисой.
— В те времена, несмотря на общую бедность людей после войны, актрисы, судя по старым кинолентам и архивным фотографиям, все равно должны были выделяться из толпы…
— Может, это нескромно, но мама вообще очень хорошо одевалась, у нее был отменный вкус. Я до сих пор помню некоторые из ее великолепных шляпок. У мамы была знакомая портниха, шляпницы и даже скорняк, который шил ей шубки. Она и меня одевала хорошо. Например, у меня было пальто, отороченное мехом, которого я немного стеснялась, потому что у других такого не было.
— C фотографий Баси Карпиловой на нас смотрит очень красивая женщина.
— Она была эффектной женщиной и хорошей актрисой. Как-то в Минск приезжал Александр Вертинский, мама с подругой была на его концерте. Не знаю подробностей их знакомства с певцом, но знаю, что он пригласил дам в ресторан, однако они отказались. Вообще, она пользовалась успехом у мужчин и действительно была очень красивая, но подкупала в первую очередь своей простотой, естественностью.
— Мама оставалась одна после развода?
— Нет, после развода она всю жизнь была вместе с моим отчимом Савелием Борисовичем Пинхасиком. Он работал в театре заведующим мужским гримерным цехом, был потрясающим гримером. Его коллега — известный белорусский художник-гример из Горьковского театра Семен Павлович Школьников — подарил ему в знак уважения свою книгу. Позже Савелий Борисович какое-то время был на руководящей должности администратора театра. Он был очень талантливым и творческим человеком, часто выступал ведущим театральных капустников и концертов. У нас с ним были хорошие отношения. Я пять лет жила с ними, когда у него случился инсульт. Бася ушла в 2013 году, а он в 2014-м — не смог пережить.
— Чем занималась Бася Карпилова после выхода на пенсию в 40 лет?
— Она преподавала хореографию в Школе высшего мастерства по фигурному катанию и проработала там 20 лет. Очень много ездила на сборы, соревнования.
— Снималась ли Бася Карпилова в кино, на телевидении?
— Да. Когда ее как талантливого ребенка отправили из Баку учиться в Москву, она была принята сразу в пятый класс хореографического училища к знаменитому педагогу Марии Алексеевне Кожуховой. Училась хорошо. И вдруг приезжает съемочная группа из Киева, и Басю Карпилову отбирают на главную роль в фильме «Настоящий товарищ». И она уезжает на съемки. В принципе, это была большая ошибка — ей нельзя было оставлять учебу в таком возрасте, даже на какое-то время. Год она снималась. У меня где-то есть пленка с кадрами из этого фильма, где она потрясающе танцует на корабле. Когда завершились съемки, мама вернулась в училище, и ее опять взяли в пятый класс, потому она отстала и у нее был уже другой педагог.
— Но она стала солисткой Московского художественного балета.
— В 1939 году мама стала ведущей солисткой Московского музыкального театра имени К. С. Станиславского и В. И. Немировича-Данченко, а Московский художественный балет был подразделением этого театра. Когда началась вой¬на, мама уехала в Баку и вместе с братом, который был скрипачом, устроилась в ансамбль Каспийской военной флотилии. В составе джазовой бригады артисты танцевали, пели, играли, устраивали концерты для моряков на военных кораблях, причем часто попадали под бомбежки. Мама рассказывала, что артистов в такие опасные моменты запирали в трюмах. И это было очень страшно — если бы в корабль попал снаряд, они, закрытые в трюме, пошли бы ко дну. Однажды она взбиралась по трапу, сорвалась и летела между пирсом и кораблем в воду, но так как умела очень хорошо плавать, думала лишь о том, как бы элегантнее нырнуть и красиво выплыть. На вахте стоял мальчик-матрос, и он прыгнул ее спасать. Ну откуда ему было знать, что балерина прекрасно умела плавать, потому что выросла на Каспии…
Затем мама вернулась в Москву, опять в театр Немировича-Данченко, но почему-то потеряла право на квартиру. Помог его величество случай — она встретила белорусских танцовщиков Семена Дречина и Зинаиду Васильеву, которые уговорили ее приехать в Минск.
— И снова Семен Дречин. Вы его помните?
— Конечно. Он напоминал французского артиста Жана Маре. Лицо красивое, мужское, как будто выточенное скульптором. Статный, с великолепной фигурой. Очень хороший… И мама решилась на переезд в Минск. А здесь такой холод был в балетных залах. Когда поливали деревянный пол, чтобы ноги не скользили, вода замерзала.
— В Минске она встретила вашего отца Виктора Григорьевича Карпилова?
— В театре плюс ко всему размещалось театрально-художественное училище, студентом которого был отец. Вход к ним был в том крыле, где сейчас находятся столовая и буфет. Папа ходил на мамины спектакли, вот они и познакомились. Потом он пять лет работал актером в Русском театре. А затем ушел на телевидение и одновременно преподавал в театральном институте, где организовал кафедру телевизионной режиссуры, это его детище. Отец — заслуженный деятель искусств, у него очень много телеспектаклей.
— Несмотря на то, что родители развелись, когда вам было мало лет, вы общались с отцом?
— Еще как! Я часто ночевала у отца и его жены Нелли с субботы на воскресенье. Когда у них родился сын, мой брат, я с ним возилась, гуляла. Они тоже были моей семьей. Отец очень любил детей. Мы с мужем всегда приглашали его с женой к нам в гости. На телевидении он работал главным режиссером редакции литературно-драматических программ. Ставил телеспектакли «Театр купца Епишкина», «Мельница на синих вирах», «Сердце на ладони» и многие другие. Телеспектакль «Крах» прогремел на весь Союз.
Папа рано умер. Оставил много учеников. Его отец, мой дедушка, Григорий Карпилов был известным профессором-отоларингологом в Минске в 1920—1930-х годах. Очень почитаемым врачом. Я его не помню, а бабушку помню. Когда у меня родилась дочка, я регулярно ездила к бабушке с колясочкой в их дом на Ленинском проспекте, где когда-то были магазины «Чай», «Антиквар», часовая мастерская. В этом профессорском доме, о котором периодически пишут что-то интересное, жили в основном врачи.
— А ваша дочь не стала балериной? Бабушка Бася не настраивала ее в этом направлении?
— Дочери очень нравится балет, но она не подходила по данным. Бабушка Бася ее вырастила. Я все время была занята на работе, а мама внучку обожала. Самоотверженно ее воспитывала. Я ни одного бюллетеня не взяла в театре по уходу за ребенком. Родители Баси — мои бабушка и дедушка — к искусству никакого отношения не имели. Они просто любили театр, ходили в Бакинскую оперу, поэтому мама также безумно любила оперу и меня с самого детства водила на оперные постановки, а потом приобщила и внучку. Я ей благодарна, она хорошо ее воспитала. Мы тоже, конечно, как родители занимались воспитанием, но гораздо меньше, чем бабушка.
Ольга САВИЦКАЯ, «НГ» (sb.by), 11.06.21.