Ушел Марк Рудинштейн…
Бобруйск таки кладезь талантов! И ни один шлимазл – как сказал бы коренной уроженец здешней Инвалидной улицы – с данным утверждением не осмелится спорить. Правда, уже много лет на бобруйской карте вы не найдете этого названия: Инвалидная переименована в Энгельса, а ее легендарных жителей давно нет на белом свете. Однако о них помнят и их любят: коммуниста Симху Кавалерчика, шустрого Берэлэ Маца, предприимчивого Нэяха Марголина…
Существовали ли они в реальности? Уверена, что да. По крайней мере, увековечивший их в цикле новелл «Легенды Инвалидной улицы» Эфраим Севела – известный во всем мире писатель, режиссер и сценарист – никогда в творчестве не очерчивал границ, где кончается вымысел и начинается его собственная жизнь. «Я люблю этот юмор, я люблю этих людей, – утверждал он. – Я не скажу, что в моих «Легендах» документально, что вымышлено. Отвечу на вопрос так: в «Легендах» все искренне…»
Мишпоха Драбкиных
Родился Эфраим, а точнее Ефим, в 1928 году в Бобруйске в мишпохе (семье) Драбкиных.
– Мой отец – кадровый офицер, коммунист, известный спортсмен, тренер по классической борьбе. Спортсменка и мама – в беге на дистанции с барьерами. Сильная, властная, она была крута на руку, и мне частенько доставалось по заслугам, – вспоминал в разговоре с журналистами «Международной еврейской газеты» писатель.
А вот уже выдержка из «Легенд»: «На Инвалидной улице для каждого ребенка мама была – Бог. И моя для меня тоже…
Моя мама потом говорила (имеется в виду случай, когда Фима с другом Берэлэ попытались достать хлеб без очереди – прим.авт.), что это все из-за меня. Потому что я шлимазл и мне вечно не везет. Это ошибка природы, говорила мама, что я родился на Инвалидной улице, да еще в такой приличной семье…»
Смех смехом, ирония иронией, а отношения с матерью у Севелы, поговаривают, в действительности были непростыми. Возможно, потому что он был «незапланированным» ребенком. Когда юная Рахиль забеременела, трое ее родных братьев поймали Евеля Драбкина и доходчиво объяснили ему, что он обязан жениться.
Будучи уже известным, Эфраим Севела практически не появлялся в Бобруйске, разве что тайно. Опять-таки из-за матери. До сих пор местные шепотом рассказывают, что она покончила жизнь самоубийством, а писателю было крайне тяжело с этим смириться.
Чудеса бывают!
– До войны в Бобруйске на 100 тысяч населения приходилось 65 тысяч евреев. И евреи, и неевреи – все говорили на мамэ-лошн и одинаково картавили, – в одном интервью рассказывал герой материала.
Маловероятно, чтобы маленький Фима из-за этого или чего-то другого комплексовал. Он вообще был еще тем бесенком! Любил похулиганить и подраться. Никого не боялся, потому что был тренирован отцом – несостоявшимся артистом цирка.
Эта отчаянная смелость осталась с ним навсегда. Неспроста же, еще будучи несовершеннолетним, в военные годы он получил медаль «За отвагу». Его биография в тот период фантастична – не меньше. Вот как Эфраим Севела сам описывал то время:
– Война стремительно приближалась к Бобруйску. Мы с матерью и сестренкой (отец с первых минут на фронте) едва успели бежать. А ночью взрывная волна немецкой авиабомбы, разорвавшейся рядом с мчавшимся на восток поездом, смахнула меня с открытой товарной платформы под откос. И швырнула в самостоятельную жизнь – суровую, беспощадную. Двенадцатилетний подросток из благополучной еврейской семьи, я впервые остался один. Без родителей. Без учителей…
До 1943 года юный бобруйчанин бродяжничал, а затем стал «сыном полка» противотанковой артиллерии Ставки Главнокомандования. С войсками дошел аж до немецкого Нойбранденбурга. В родные пенаты вернулся уверенным, что вся семья погибла, никого не осталось… Думал продать дом и на вырученные деньги жить дальше.
– Инвалидная улица сгорела почти вся. Ни домов, ни заборов. Только кирпичные фундаменты, поросшие травой, остатки обугленных бревен и сиротливые дымоходы русских печей, закопченных после пожара. И вы не поверите, потому что я не поверил своим глазам, наш дом стоял цел и невредим. И далее забор и большие ворота, на которых был написан тот же номер, что и до войны, и даже фамилия владельца. Моя фамилия. Вернее, не моя, а моих предков, – читаем в новелле «Все не как у людей» в «Легендах Инвалидной улицы». – А во дворе – мама, сестра и моя старенькая тетя Рива! Через три недели после моего возвращения открывается наша калитка и входит мой отец. В такой же солдатской форме, как и я, и с таким же вещевым мешком на плече. И он был удивлен точно так же, как и я, застав всю семью во дворе. Вы будете смеяться, но он, как и я, приехал продавать дом…
«Лопни, но держи фасон»
Дальнейшая жизнь Эфраима Севелы тоже складывалась далеко не рядовым образом. Он закончил отделение журналистики Белорусского государственного университета (учился, кстати, с Алесем Адамовичем), работал корреспондентом в Вильнюсе. Затем жил в Москве и писал сценарии к фильмам – помните, например, «Крепкий орешек» с Надеждой Румянцевой? Дальше – эмиграция.
– Дело было зимой 1971 года. Тогда евреев не выпускали из СССР в Израиль, и как-то собрались много «отказников» – моих друзей, которым здесь выдали «волчьи билеты», – и решили от отчаяния устроить акцию протеста: захватить не что-нибудь, а приемную Верховного Совета! Естественно, пригласив западных журналистов. В последний момент я, из чисто дружеской солидарности, пошел с ними. Хотя совсем не имел ну никакого желания уезжать: я был известным киносценаристом, мои фильмы выходили раз в год, была кооперативная квартира в центре Москвы, дача и т.д. Но раз мои друзья протестуют – я не могу быть в стороне. Этакий рыцарь благородный…
Так Эфраим Севела оказался за пределами Союза. «Остановка» – Париж, где богатейший человек Европы Эдмон Ротшильд, увлеченный рассказами бобруйчанина о своей малой белорусской родине, в «добровольно-принудительном порядке» попросил изложить его все на бумаге. В итоге за две недели были написаны «Легенды Инвалидной улицы», которые после публикации крупнейшим издательством США «Doubladay» стали мировым бестселлером. Только в Беларуси каким-то непонятным образом книгу, за исключением разве что земляков писателя, мало кто читал. Нужно исправлять. Сро-чно!
Следующее место действия – Израиль. Здесь Севела умудрился даже поучаствовать в войне Судного дня и подбить два танка. Закончилось многолетнее пребывание на земле обетованной тем, что писатель назвал ее «страной вооруженных дантистов» и отбыл в США. Правда, ненадолго.
– Жил повсюду, где было интересно и хорошо. За 18 лет скитаний объехал полмира, черпая сюжеты для будущих книг, сценариев, – комментировал свой космополитизм уроженец Бобруйска.
Зефир из Бобруйска
Последние годы писатель провел в российской столице, женившись там на архитекторе Зое Осиповой.
Незадолго до смерти Севелы с ним удалось пообщаться известному в Бобруйске человеку – продюсеру группы «Земля Королевы Мод» Валерию Алексееву.
– Я тихо, с волнением прошел в комнату, – делился с одним бобруйским изданием Валерий. – Севела встретил меня открытой улыбкой, глаза его блестели, даже слезились. «Валера, вы из Бобруйска, точно?» Писатель
шутил… Я присел рядом с его кроватью и стал рассказывать, пытаясь побыстрее изложить все, о чем так долго заранее думал. Чтобы уложиться в 5 минут. Лихорадочно стал доставать из сумки сувениры, подготовленные для него. Это была статуэтка бобруйского керамиста, моего друга Олега Ткачева, созданная специально для писателя на мотив его книги «Мама», фотографии с кладбища, где похоронена мать писателя, и сегодняшней улицы Энгельса. Достал коробку бобруйского зефира… Последний его по-настоящему развеселил: «Весь мир знает, что у меня диабет, поэтому мне никто никогда еще не дарил зефир. Спасибо, Валера!» С этого момента наше общение стало совсем непринужденным, я и не заметил, как пролетел целый час…
***
От былой Инвалидной улицы мало что сохранилось. Нет уже больше и того самого еврейского мальчика Фимы. Но когда мы бродили с фотокором по бобруйской улице Энгельса – нет-нет, да и встречались всех оттенков, от бледно-желтого до медного, рыжие прохожие. Прямо как в «Легендах» Эфраима Севелы.
Ольга СМОЛЯКОВА, «Могилевская правда» (mogpravda.by)
Похожие статьи
