Марк и Белла Шагал прибыли в Нью-Йорк 21 июня 1941 года приблизительно в 9 часов вечера по местному времени. В пассажирском доке морского терминала города, расположенном на Западном побережье Бруклина, их встречал арт-дилер Пьер Матисс.
Эта встреча очень обрадовала и обнадежила Марка, драматическое бегство которого из оккупированной нацистами Франции не внушало ему никаких иллюзий относительно будущего. Между тем, Пьер сообщил Шагалу ошеломляющую новость: час тому назад германские войска вторглись на территорию СССР. По московскому времени это было уже 22 июня 5 часов утра.
Через 7 лет, 17 августа 1948 года, Марк Шагал со своей гражданской женой Вирджинией Хаггард и их двумя детьми — Джин и Давидом в той же нью-йоркской гавани взошли на палубу парохода, чтобы отплыть в Европу. Их провожал Пьер Матисс. В письме Пьеру Матиссу в Нью-Йорк из Оржевеля, пригорода Парижа, Вирджиния пишет 3 сентября: «…Мои дорогие Пьер и Тиней, как вы оба? Мы с Марком были так счастливы увидеть вас на борту корабля за несколько минут до его отплытия. Марк был особенно тронут улыбающимся лицом Пьера, он замахал от радости руками и прошептал мне: «Это и есть настоящий друг!» («Cela, c’est un vrai ami!»)… Марк и я посылаем Вам нашу любовь. Ваша Вирджиния».
Кто же такой был Пьер Матисс, ставший ближайшим преданным другом Марка Шагала и в огромной степени облегчивший жизнь художника с первых минут его пребывания в Нью-Йорке, этом огромном и незнакомом мегаполисе? Пьер был младшим сыном Анри Матисса, великого французского художника, одним из первых открывшим новую эру в живописи и графике. Еще мальчиком, любимцем знаменитого отца, Пьер познакомился с людьми неординарными — художниками, поэтами, критиками и дилерами. Ровесник века (родился в 1900 году), Пьер достаточно рано понял, что ему трудно будет стать настоящим художником, и он выбрал свой собственный путь к познанию тайн искусства, глубоко изучая ее историю, особенно — зарождение и развитие авангарда, предтечей которого стал его собственный отец.
Пьер познакомился с Марком Шагалом в 1924 году, работая в галерее Барбазанж-Одебер, где художник был впервые представлен на персональной выставке в Париже. Как позже писал Матисс, он был очарован «буйной неистовостью» картин Шагала. Вскоре, неожиданно для всех, особенно для отца, Пьер уезжает в Америку. Пьер позже писал, что в те минуты, когда корабль входил в нью-йоркскую гавань (почти через 17 лет в эту же гавань войдёт судно с Шагалами на борту), он ощутил, что этот город и будет его жизненным причалом. Так оно и оказалось — почти 65 лет он прожил здесь, будучи успешным пропагандистом и собирателем авангарда. Нью-Йорку в те годы еще было далеко до статуса столицы мирового искусства, но в его «высшем свете» уже сложилась «аристократия», было достаточно много очень богатых людей, тонко разбиравшихся в искусстве (Рокфеллер, Морган, Карнеги, Фрик, Альтман и др.).
Для Пьера его фамилия Матисс стала своего рода паролем для успешного начала карьеры в качестве квалифицированного арт-дилера. Его услугами пользовались и недавно разбогатевшие на строительстве дорог и мостов, торговле нефтью т.н. нувориши, которые стремились украсить свои дворцы произведениями искусства. Авторитет и благосостояние Пьера росли, и уже в 1931 году он открыл свою галерею, сначала на Лексингтон авеню, а затем перенес ее в знаменитый дом Фаллера, на 57-й стрит, напротив Музея современного искусства. Галерея стала подлинным питомником талантов и заняла в истории американского искусства одно из центральных мест.
Пьер Матисс стал первооткрывателем доселе малоизвестных художников, таких, как Балтус, Миро, Кальтдер, Джакометри, которые обрели имя в мире искусства благодаря ему. Галерея, одна из самых «долгожительниц» в мире, просуществовала 58 лет — вплоть до самой смерти Пьера, последовавшей в 1989 году… Наконец, именно Пьер открыл для Америки практически незнакомого ей художника Марка Шагала. Пьер Матисс был незаурядным дипломатом, умевшим привязывать к себе художников, связанных с ним контрактом, хотя интересы человека искусства и коммерсанта не всегда совпадали. Тем не менее ему удавалось ладить как с художниками, так и с коллекционерами и хранителями музеев.
Как коммерсант Матисс работал в рамках системы, называемой французской. Суть ее состоит в том, что арт-дилер соглашается покупать заранее определенную часть работ художника по фиксированным ценам. При этом художник получал постоянный доход, а арт-дилеру доставалась т.н. «маржа», которая, если он вел себя расчетливо, умел выжидать и не спускал картину с рук как можно дольше, значительно увеличивала долю торговца, одновременно уменьшая долю художника. Но для этого торговец должен был в состоянии предугадать очень много ньюансов — тенденцию развития изменчивых вкусов, скрытый еще для покупателей потенциал будущей знаменитости и устойчивость его репутации, колебания рынка. Согласитесь, на такое способен только незаурядный арт-дилер, познавший глубинные тайны мира искусства.
Вместе с тем, содержание галереи требовало расходов тем больших, чем значительнее была галерея, неизменное издание каталогов, предшествующих предстоящей выставке, также было дорогостоящим. Наконец, арт-дилер должен был правильно оценить и покупателя: потенциальный коллекционер мог задержать платежи ввиду финансовых затруднений, мог объявить банкротство… Насколько успешным был Пьер Матисс в преодолении всех этих до поры скрытых «подводных течений», можно судить и по такому факту — после смерти арт-дилера только нераспроданная часть его собрания ушла за 142,8 миллиона долларов. Пьер Матисс был женат несколько раз. В 1972 году внезапно умерла его третья жена Патрисия, и его помощником по галерее вскоре стала Мария-Гаэтана фон Спрети, на которой он женился спустя два года. Несмотря на большую разницу в возрасте, 74-летний Пьер обрел в Марии верного, последовательного и преданного друга. Ей был всего 31 год… Их совместная жизнь продолжалась 15 лет, и Тане, как звал ее Матисс, удалось скрасить последние годы его полной драматических событий жизни. После смерти мужа, последовавшей в 1989 году, Мария-Гаэтана создает фонд Матисса, целью которого явилось продолжение просветительской и спонсорской деятельности мужа.
Фонд помогал молодым художникам, приобретал ценнейшие документы, относящиеся к истории искусства XIX века — письма, в том числе и переписку с отцом, Анри Матиссом, книги и каталоги, составленные Пьером с предисловиями Камю, Сартра и Бретона. Тана организовала несколько презентаций семейной коллекции. Наконец, эта ценнейшая коллекция обрела свою постоянную прописку в залах нью-йоркского музея Метрополитен и называется Коллекцией Пьера и Марии-Гаэтаны Матисс. Тана пережила Пьера всего на 12 лет и внезапно умерла в апреле 2001 года. Ей было 58… В коллекции, подарке фонда семьи Матисс, среди более 100 картин наиболее выдающихся художников начала ХХ века представлены и 30 картин Анри Матисса, а также его скульптуры, рисунки, литографии.
Вот как оценил деятельность Пьера Матисса директор музея Метрополитен Филлип де Монтебелло: «…Пьер Матисс, выдающийся арт-дилер современности, открыл именно здесь, в Нью-Йорке, несколько художников, ставших легендой мира искусства, и целую плеяду художников послевоенного периода, несомненно, звёзд первой величины». Коллекцию в музее Метрополитен «открывает» портрет молодого Пьера кисти французского художника Балтуса, в прошлом — польского графа Бальтазара Клоссовского. Балтус написал его в 1933 году специально для недавно открывшейся галереи. Матиссу сразу же поступило несколько выгодных предложений, но он решительно отклонил их и оставил портрет в своей коллекции. Пьер стоит, поставив левую ногу на стул, и, опершись на колено рукой.
Душевный настрой молодого человека, с тревогой и напряжением всматривающегося в окружающий мир, его целеустремленность, упорство, твердость духа и вместе с тем одухотворенность, склонность к самоанализу — все это сумел показать художник. Пиджак Матисса застегнут на все пуговицы, как бы подчеркивая его немногословность, скрытность. В марте — июне 1941 года накануне бегства из оккупированной нацистами Европы семейство Шагалов (Марк, Белла, Ида и их зять Мишель Рапопорт) оказались в крайне сложной ситуации, хотя и избежали опасности попасть в концентрационный лагерь. В Америке они оказались без каких-либо перспектив — как в материальном, так и в творческом отношениях. И виной тому был сам Марк Шагал. Прочтем и прокомментируем его письмо Соломону Гуггенхейму, датированное 1 июня 1941 г. (Лиссабон, Португалия): «Дорогой мистер Гуггенхейм. Во-первых, хочу Вас поблагодарить за Вашу заботу, облегчившую мой отъезд… в это печальное и тяжелое время. Вы, вероятно, знаете, что мистер Барр (директор нью-йоркского Музея Современного Искусства) приглашает меня для организации выставки. Я колебался определенное время, чтобы предпринять столь длительное путешествие. По натуре я достаточно ленив даже для малейшего движения, связанного с неудобствами путешествия. Но теперь я жду с нетерпением того дня, когда я ступлю на американскую землю. Я хочу, наконец, начать работать свободно, как я привык в прошлом. Я уже в Лиссабоне и жду мои картины, которые на пути ко мне. Я покину Лиссабон, как только они прибудут. Когда я приеду в Нью-Йорк, я буду рад увидеть Вас опять и поблагодарить лично. Я счастлив считать Вас, по крайней мере, я так думаю, среди друзей моего творчества. Это вдохновляет меня и придает мне смелость. Примите мои теплые пожелания. Ваш Марк Шагал». Он откровенно выразился «я достаточно ленив…», но оказался и достаточно недальновидным, чтобы реально оценить те угрозы и опасности, особенно для евреев, которые несли фашисты покоренной Европе. Отголоски Хрустальной Ночи 1938 года стали грозным набатом для евреев Европы, но только незначительная часть из них сделали определенные выводы, своевременно переехав в страны Северной и Южной Америки и переведя туда — по возможности — свое состояние, частично или полностью. Самонадеянность и «лень» привели семью Шагалов на грань неизбежной гибели. И только чудо спасло их. Считается, что семья Шагалов была спасена Варианом Фраем, возглавившим миссию по спасению европейских интеллектуалов по поручению ERC (The Emergency Rescue Committee) — «Чрезвычайного комитета по спасению» в Нью-Йорке. Действительно, сам побег Марка и Беллы Шагал из вишистской Франции через Испанию и Португалию в Америку после того как Марк успел побывать в лапах гестапо, был организован непосредственно В. Фраем. Но история спасения Шагалов была намного сложнее. Вышеупомянутое письмо С. Гуггенхейму от 1 июня было написано Шагалом непосредственно на борту корабля, который отплывал через несколько дней. Уже зная, с каким трудом были собраны в Нью-Йорке деньги на их билеты, и так же будучи проинформированным, что денег на билеты для Иды и зятя так и не удалось собрать, Шагал представлял, какие трудности ожидают его в Америке. Лично он с Гуггенхеймом встречался всего несколько раз, но надеялся, что последний находится среди друзей его творчества. Друзья… они «вдохновляли его и придавали ему смелость», но он рассчитывал и на свои картины, которые привезет. Однако вскоре выяснилось, что под давлением гестапо картины задержаны испанской таможней.
Итак, практически без средств и без картин, не имея представления, как их единственная дочь и ее муж выберутся из Европы, Марк и Белла Шагал ступили на американский материк. Нетрудно вообразить, насколько тревожным было их настроение, насколько неопределенным казалось им их положение. Вечерний сумрак, сквозь который выступали очертания силуэтов громадных небоскребов, и жаркий влажный воздух — все это усугубляло их тревогу и страх. И тут появился Пьер Матисс…
Матисс организовал всестороннюю поддержку вырвавшимся из покорённой фашистами Европы Марку и Белле Шагал — съем квартиры, ознакомительные поездки по Нью-Йорку и по штату, знакомство с писателями, пишущими на идиш, и редакторами газет, издающихся на идиш. Идиш оставался для них основным языком для общения и чтения. Именно из газет узнавали они об уничтожении еврейских общин Европы, гибели своих друзей и знакомых. Английского языка они не знали и не собирались его учить. Марк шутил: «Мне понадобилось 30 лет, чтобы научиться плохо говорить по-французски…». Впрочем, с Матиссом у них не было никаких трудностей при общении. Марк с Беллой сняли квартиру на 74-й улице в Манхэттене, неподалеку от Центрального Парка.
Незадолго до начала войны Пьер Матисс приехал в Париж к Шагалу, и они договорились об организации персональной выставки в Нью-Йорке. И в ноябре 1941 года они смогли осуществить свои планы — первая выставка художника открылась в галерее Матисса на 57-й улице Манхэттена. Экспозицию составляли работы Шагала 1910 — 1914 годов. Но до этого, в середине сентября, после шестинедельного, черезвычайно опасного пересечения Атлантики (за кораблями охотились немецкие подводные лодки), в Нью-Йорк прибыли Ида со свои мужем Мишелем Рапопортом. Они привезли картины Шагала в контейнерах общим весом 3,5 тысяч фунтов.
Матисс с Шагалом заключили контракт с 1 октября 1941 года, гарантирующий последнему постоянный доход — 350 долларов в месяц, значительная сумма по тем временам. С 1 ноября 1943 года эта сумма выросла до 500 долларов, а с 1 апреля 1944 — до 700 в месяц. О роли Пьера Матисса в американский период жизни Марка Шагала и, в частности, в период его жизни в Хай Фолс, кратко и емко описала Вирджиния Хаггард, «американская» жена художника: «…Марк ощутил весь мир. Жизнь упростилась, ему не надо было думать о деньгах. Его дилер Пьер Матисс приезжал сюда через каждые несколько месяцев из Нью-Йорка, забирал новые работы и оставлял деньги. В то время как Ида заботилась о сохранении имиджа ее знаменитого отца, он отбрасывал все это, как обременительные элементы этикета, чтобы быть лицом к лицу со своим мольбертом. Никогда больше Марк не был так далек от жизненных забот».
Соседка Шагала Эмилия Смит, местный историк и учительница Джин (дочь Вирджинии от ее официального брака с Джоном МакНилом), рассказывала мне о гостях Марка Шагала. Чаще всего к нему приезжали дочь Ида, торговец Голдвассер и какой-то представительный господин, имени которого она не знала. К следующему приезду в Хай Фолс я взял несколько фотографий Пьера Матисса разных лет. Его опознали и Эмилия, и Лари Линч, который более сорока лет тому назад купил студию Марка, надстроил второй этаж и живет здесь до сих пор. Линч вспоминал, что «этот господин» приезжал сюда почти ежегодно на протяжении многих лет приблизительно в одно и то же время, в июле (видимо, в связи с днем рождения Марка Шагала). «Обычно он приезжал на авто с водителем, иногда с молодой женщиной. Они не спеша прогуливались по нашей улице, останавливались перед домом, затем медленно шли в сторону озера (Махонк-лейк), машина догоняла их, и они уезжали. Так продолжалось много лет, но последние лет 10 — 15 уже никто не приезжает…». Я рассказал им о Пьере Матиссе и его молодой жене Марии- Гаэтане… Всего за 7 лет Матисс организовал 11 персональных выставок Шагала, на каждой из которых экспонировались работы разных периодов творчества художника. При этом демонстрировались работы из разных музеев мира и частных коллекций.
Последняя выставка художника была организована Матиссом в 1977 году в связи с 90-летием великого маэстро.
Привожу письмо Марка Шагала Матиссу (последнее!).
23 апреля 1977 года. Марк Шагал — Пьеру Матиссу.
«Дорогой Пьер, я ценю Ваше внимание, организацию ретроспективной выставки моих работ в честь моего дня рождения… Это вызвало во мне воспоминания 40-х годов, когда началась наша работа, продолжавшаяся много лет. Затем был перерыв, и мы возобновили наше сотрудничество в 1966 году. С тех пор Вы постоянно демонстрируете Вашу дружбу ко мне, выставляя мои работы. Я надеюсь, что показ этого года принесёт Вам удовлетворение, и я сожалею, что не могу лично выразить Вам мою признательность».
…Я часто приезжал в эти «шагаловские» места и даже подружился с мужем Эмилии Смит, ветераном Второй мировой войны. У нее сохранились 11 писем от Вирджинии, и она подарила мне 10 копий и один оригинал письма.
Возвращаясь к опубликованному…
В № 1371 газеты «Еврейский Мир» была опубликована моя статья «Кончина Беллы Шагал». 2 сентября исполнилось ровно 74 года со дня ее неожиданной смерти. А приблизительно через 60 лет после ее кончины в Еврейском музее Нью-Йорка состоялась фотовыставка большого мастера психологического портрета Лотты Якоби «Fokuson the Soul : The Photographs of Lotta Jacobi». Газета «Нью Йорк Таймс» особенно отметила переданную сущность великого Альберта Эйнштейна, поэта Роберта Фроста, Элеоноры Рузвельт и Daddys Little Girl (папиной маленькой девочки) портрета счастливого отца, Марка Шагала, и его единственной и любимой дочери Иды (см. фото).
Именно этот шедевр был помещен в моей статье ошибочно (не по моей вине) как «Марк Шагал и Белла Розенфельд. История любви».
Гирш РАЙХЕЛЬСОН, «Еврейский мир» (evreimir.com)