20 января – события и люди
Наверное, с тех пор как начала себя осознавать… Два раза в год — 2 марта и 9 мая — мы с дедушкой ходили на Яму. Цепкая детская память выдает картинки разных лет. Вот сугробы, до боли в глазах сверкающе белые, и мне кажется, что они выше меня…
К Яме ведет протоптанная множеством ног скользкая дорожка — людей очень много, к одиноко стоящему на дне черному обелиску спускаются по неровным, обледенелым, выщербленным ступеням… Нужно быть очень аккуратным, чтобы не упасть… На противоположном склоне — какие-то одноэтажные домишки-развалюшки… Море цветов. Меня учат: «С цветочками положи камушки». Не понимаю, зачем, но послушно кладу, ибо все, что говорит дедушка, всегда принимается мной как аксиома.
Другой год, другая картинка… Слякоть, моросящий дождь. Склоны Ямы неухоженные, скользкие — месиво весенней грязи, истоптанное множеством ног. Снова много людей. Дедушка с кем-то здоровается, кому-то пожимает руку… Речь на идиш… Цветы, камушки…
Снова картинка — солнечно, дурманящие запахи просыпающейся земли. Грязь уже подсохла, но доски-гати, лежащие в остатках луж, ещё не убраны. Митинг возле Ямы… я уже знаю, что это за место и почему мы здесь… Человек говорит в мегафон. Говорит о тысячах евреев, погибших здесь. Услужливая фантазия тут же переносит меня на место тех детей, моих ровесников, которые идут умирать… Мне очень страшно, до холода в животе. И вдруг, заглушая говорящего, в толпу врывается марш — какой-то очень бравурный и совсем неуместный. Люди морщатся… Откуда-то появляется очень много милиции, выстраивается оцепление… Лица у них совсем недобрые. Мы с дедушкой и его друзьями уходим в соседний дворик, они еще долго сидят на скамейке и разговаривают, разговаривают…
А вот мне лет 16… Дедушки уже нет, теперь я прихожу сюда с моими друзьями. Яму слегка облагородили, но скульптуры появятся гораздо позже. Зато дно уже вымощено булыжником, а с лестницы уже не упасть, можно не бояться. На противоположном склоне теперь высотки (мне всегда хотелось знать, о чем думают люди, каждый день глядящие сверху из своих окон на это страшное место смерти тысяч евреев…). Мы уже знаем, что надпись на монументе выполнена на идиш, хотя и не можем прочесть… Цветы, камушки… Мы — молодое поколение, которое знает и помнит. И теперь мы сами приходим сюда два раза в год. Теперь уже мы с кем-то здороваемся, кому-то жмем руку… Все меньше пожилых людей… Печальные лица… Но, видя нашу разношерстную компанию с самодельными магендавидами на шее, ребят в кипах (да-да, в знак уважения, многие из наших ребят приходили на Яму в кипах, особенно колоритно выглядел мой друг Сашка Кац, прошедший Афган — в форме, тельнике и в кипе), глаза их теплеют, они улыбаются. Потому что счастливы знать, что с их уходом не уйдет Память.
С каждым годом людей на Яме собиралось все меньше: кто-то уходил из жизни, кто-то уезжал из страны…
В последний раз я пришла на Яму в 1997 году, в свой последний приезд в Минск. Пришла одна, в неурочный день. Яма была уже такой, как сегодня. Несмотря на то, что буквально за домами сверкал и шумел никогда не засыпающий проспект, на Яме царила какая-то звенящая тишина… Постояла, вспомнила дедушку… Спустилась к памятнику, положила цветы и камушки… Попрощалась…
Я мечтаю когда-нибудь привести сюда своих пятерых детей. Чтобы они положили цветы и камушки.
И чтобы запомнили…
Валерия НЕМАЙЗЕР-САХНОВИЧ, Ариэль, Израиль, «МЗ»
Похожие статьи
